BlackSpiralDancer - Experience [СИ]
Карканье повторилось. Что-то несильно тюкнуло в нос, заставив вскочить, буквально подлетев в воздух. Обеспокоенное сознание, привыкшее к внезапным нападениям, зашарило по органам чувств, ожидая налета целой стаи крикливых птиц, непременно готовых заклевать насмерть. Через секунду волк уже лежала не под трубой, а на трубе, ошалело вглядываясь вниз.
«Угрозой» оказался чёрный птенец, сидящий на земле.
Воронёнок громко каркнул, безбоязненно пырясь на замершую в нерешительности волчицу; его наивная чёрная морда круглыми птичьими глазками-пуговками с нескрываемым интересом разглядывала пребывающего в ступоре горе-«хищника». Любопытство мало кого доводит до добра. Однако воронёнок сообразил: вопреки грозному виду, зверь не представляет особой опасности. Нечто было такое в этом чёрном силуэте, что заставляло безбоязненно приближаться к ней. Может, добродушная морда или боязливо прижатые уши.
Наполовину спустившись с трубы, опираясь на одну лапу, она осторожно протянула вторую, неуверенно ткнула ею воронёнка. Тот просто отошел в сторону. Окажись на его пути кто матёрый, птенец уже давно оказался бы в зубах, перекушенный напополам. Хотя нет, не оказался бы — тут же бы улетел, уже научившись вовремя улепетывать от злых собак и шакалов. Но по неловкому движению и озадаченной морде волчицы было понятно: можно не торопиться делать крылья. И правда, она не собиралась нападать и выглядела неожиданно зашуганно.
…Кар?!
В зубах он-таки оказался: волчица невозмутимо сгребла в пасть, однако не торопясь есть или сжимать зубы, и гордо потащила куда-то, как плюшевую игрушку, игнорируя возмущённое карканье и попытки трепыхаться. Похоже, она действительно решила, что теперь это её игрушка.
Воронёнок особо не возражал. Вскоре удалось выбить себе место не в зубах — слюней много! — а на загривке. Волчица, похоже, была тоже вполне довольна странным компаньоном. И хоть они и не разговаривали на одном языке, но друг друга как-то умудрялись понять и принять.
Она увлечённо возится с ним, не то как с ребенком, не то как с игрушкой, но это и хорошо — хоть не пытается съесть, а иногда, бывает, приносит что-то вкусное. Как будто неправильно сработали инстинкты: мохнатый хищник воспринимала птенца как своего. Возможно, между ними даже было нечто общее: на крыльях маленькой вороны обнаружились такие же следы гниения, как и на лапах и боках зверя.
Печенье. Чёрт знает, где волчица его отрыла на этой помойке, отыскав здоровую коробку и разворотив зубами её упаковку. Волк пихает носом находку, пытаясь пододвинуть её к воронёнку. Еда для неё непригодная, но, кажется, птицы едят нечто такое? Едят — ворона жадно кидается на угощение, хлопая слабенькими ещё крыльями. Ничего, окрепнет, вырастет. Пройдет время, когда-нибудь этот птенец уже не будет нуждаться в её защите и опеке.
Но это будет потом. Не сейчас.
Становилось всё холоднее. Под боком волка можно было уснуть, устроив в её шерсти себе гнездо. Несколько пугало то, как часто она скулит от боли в незаживающих ранах, и насколько холодная у неё шкура, но это было лучше, чем ничего. Вскоре пришлось познакомиться и с её «своими». Ими оказались какие-то большие, мохнатые и очень агрессивные существа, к которым волк почему-то ластилась. Они походили на стаю насмешливых гиен или шакалов и периодически пытались цапнуть «свою» или оттаскать её за хвост. Волк скулила, но терпела их, изредка вяло огрызаясь и отмахиваясь, только стараясь не подпускать их к воронёнку.
Спустя два дня, наутро она принесла в зубах еле мерцающее огненное перо и радостно что-то лаяла, подскакивая на месте, совсем не обращая внимания на подгибающиеся лапы, на которых местами кожа облезла уже до мяса.
Птица?.. Другая?.. Большая?.. Огненная! Живой костерок!
Она нашла то, что искала на окраине. Она нашла жар-птицу, огонь, вблизи которого могла обогреться уже она сама.
Казалось, это было всё, что ей сейчас нужно.
Птицы. Здесь слишком много птиц, особенно на свалках, где они с вороной искали себе пропитание. С некоторыми волчица пыталась общаться, у других — пыталась отбить еду. Иногда удачно, иногда нет. В такие моменты, когда чёрная бестия на кого-то набрасывалась, куда-то терялось всё её добродушие. Злобный, безумный оскал, глухой рык: первое предупреждение — прочь от моей добычи! Когда в ход шли тупые когти и клыки, становилось уже не до смеха.
Но нередко она уползала прочь, жалобно скуля и поджав хвост. Воронёнок особо в этот бардак не вмешивался, предпочитая потихоньку подбирать крохи, отгоняя воробьев, а заслышав скулеж старшего собрата — драпать. Вмешиваться себе же дороже: большинство птиц заметно больше него и могут запросто вырвать перья или вовсе заклевать.
Птенец быстро сообразил, что с некоторыми удобнее дружить, тем более, что летающие друг с другом быстрее находят общий язык…
Позднее это сыграло свою роль.
Она рычит, озлобленная, взбешённая, срываясь на лай, пытаясь взобраться на дерево, где пристроился ворон, сильно покрупневший за прошедшее время. Она уже не виляет хвостом. Только что вырвала у него несколько перьев, чуть не повредив следом ещё и крыло, и сама получив клювом в нос.
У неё обожжён бок — тепло от той жар-птицы обернулось обжигающим пламенем. У волчицы налитые кровью глаза. Он уже убедился, что видят они плохо, и обмануть её не составит труда. Несложно и затеряться среди других птиц, скрываясь от её гнева, порой выглядящего так смешно и нелепо, когда она не может взобраться на дерево и бессильно лает, подскакивая у его подножия.
Кто-то содрал ей на одной лапе мясо до костей. На морде — несколько глубоких ещё кровоточащих полос, явно оставленных крупными зверями, не птицами. Издалека слышен крик ястреба и разноголосые возгласы других пернатых. Скоро здесь будет вся их стая. Очень скоро. И кинутся они на неё. Может, на скулёж кто-то подтянется, может, кто-то попытается помочь. Но скорее всего — будет звучать насмешливый хор гиен, для которых это лишний повод посмотреть на бой.
Ворон забивается в крону дерева, созерцая сквозь обледеневшие ветви за тем, как волчица пытается отбиться от налетевшей стаи. Вой тонет в многоголосом крике. Она вгрызается в крыло спикировавшего на неё стервятника, пытаясь разорвать напавшую птицу, но отбиваться приходится не только от неё.
Запах крови притягателен, зрелища любят все — пока не оказываются сами в роли жертвы. Падальщики внимательно с упоением наблюдают за происходящим, наслаждаясь чужой болью. Они быстро выглядывают «победителя» и помогают ему добить «проигрывающего», чтобы и им перепал кусок от добычи. Главное — самому не стать этой добычей.
Грифы, стервятники и гиены не единственные падальщики здесь.
Вороны. Она совсем забыла, что вороны тоже любят мертвячину…
Она уходит, прихрамывая и тихо рыча, но живая. По сугробам за ней тянется длинный кровавый след. Изредка волчица отбивается от редких птиц, пытающихся кинуться следом, но многие успели близко познакомиться с клыками и когтями взбешенной, пусть и раненной твари: в одиночку к ней лучше не лезть. Из этого боя она уходит пусть не победителем, но и не проигравшим.
Ворон молча смотрит на происходящее, нахохлившись. Рядышком на ветку садится стервятник с разорванным крылом, недовольно клекочет. Плетущаяся по земле волчица лишь кидает озлобленный взгляд на них, когда ворона жмется под окровавленное крыло стервятника. Вряд ли она чётко их видит, но по силуэтам узнает бывшего птенца и рядом с ним своего обидчика.
Лети с ними. Что с тебя взять. Там ты свой среди своих.
Он намертво увяз в грязевой топи под заводом.
Крылья в грязи и тине, никак не взлететь снова. Где-то в небе кружатся птицы, и до болотистой земли, местами покрытой льдом и снегом, доносятся их крики. Ворон жалобно кричит в ответ, хлопает мокрыми крыльями, на которые налипло что-то вязкое и дурно пахнущее, какое-то масло, бензин. Лапки путаются в мусоре, который оказался в той же трясине под сточной трубой. Никого нет рядом, никто за тобой сюда не придет. Да и с чего бы им спускаться? Ведь это они тебя так легко сами спустили с небес на землю.
Перья намертво слиплись от грязи, в голове кружится, и ты не можешь даже выползти на землю, но упорно продолжаешь барахтаться, оглашая окрестность жалобными криками. Тут очень холодно, «вода» — скорее вязкое дерьмо, застывшее на морозе, и ты быстрее замерзнешь или потонешь тут. Ты уже начал идти ко дну, всё глубже увязая в трясине. Скоро ты сдашься и позволишь себе заснуть, захлебнуться в грязи.
Тебе снится небо, да?.. Солнце, тепло. Ты же не доживешь до лета, дурачок. В этом есть и твоя вина. Тебе казалось, ты научился выживать. Прибиваться к тем, кто сильнее, питаться объедками с их пиршества, дремать под их крылом, когда подпускают. Но так и не научился быть своим среди них, быть им равным… быть сильнее них. Это закон стаи, малыш. Слабых будут защищать только от чужих, но не от своих.
